ЦИТАТЫ ИЗ КНИГИ
Мы всего лишь один из, быть может, 30 миллионов видов, населяющих планету в настоящее время... Сейчас наступил недолговечный золотой век нашего господства, нашего преобладания. Но мы точно так же обречены на вымирание, как и динозавры. А мир продолжит свое существование как прежде. Минуют одна-две геологические эпохи, и от нас не останется ничего, кроме странной кости или золотого кольца, указывающих на то, что мы здесь вообще когда-то были.
Мы будем рассуждать с позиций экспертов-криминалистов, изучающих наше наследие, инопланетных гостей из галактической империи, прибывших наконец в этот отдаленный уголок Млечного Пути. Разумно предположить, что они будут наделены интеллектом и любознательностью. Сегодня на Земле такими качествами (причем в заметной степени) обладают вороны, кошки и осьминоги, а также люди.
Если вы мечтаете увековечить какое-либо проявление своего персонального пребывания на Земле, то на этих страницах содержатся более-менее обоснованные практические советы, как увеличить свои шансы на то, чтобы донести до следующей геологической эпохи последнее послание о своем кратком существовании. Если вы желаете украсить собой какой-нибудь музей далекого будущего — читайте дальше.
Земля — нестандартная планета, способная привлечь любого межзвездного путешественника.
Горы, океаны… и зелень. География грядущей Земли на наш современный человеческий взгляд будет выглядеть вроде бы знакомой, но сильно искаженной — словно преобразованной Сальвадором Дали.
Пожалуй, можно представить себе разнообразных грызунов, происшедших от наших современных крыс, поскольку те были спутниками людей во всех уголках света, да и сами по себе оказались живучими и предприимчивыми колонистами. Их потомки могут оказаться любых форм и размеров: некоторые меньше землероек, другие размером со слонов, бродящих по пастбищам; но есть и те, что проворны, сильны и беспощадны, как леопарды. Можно включить в их число — ради курьеза и разнообразия — один-два вида крупных бесшерстных грызунов, обитающих в пещерах, пользующихся примитивными орудиями из обработанного камня и облаченных в шкуры других млекопитающих, убитых и съеденных ими.
Земля прямо-таки измазана грязью, как мальчишка, вышедший с футбольного поля в дождливый день… Грязь — одно из крупнейших в мире хранилищ углерода, мировая общая могила для перегнивших остатков многих поколений живых организмов. Погребенные, разогретые и спрессованные сложные углеводороды распадаются на более простые, которые мигрируют в недра Земли, местами накапливаясь в виде подземных резервуаров нефти и газа.
Можно убедительно доказать, что мы действительно живем в лучшем из миров. Добрый
доктор Панглос [комический персонаж философской повести Вольтера «Кандид» (1758), доктор, известный своим неисправимым оптимизмом и фразой «все идет к лучшему в этом лучшем из миров».] был прав совершенно. Удивительно, как все это работает: Земля действительно идеальный механизм, уникум среди ближайших соседей и, возможно, раритет на галактическом уровне.
Теперь известно, что холод и тепло сменяли друг друга с ошеломляющей в геологическом смысле быстротой. Ледниковые периоды были поставлены неким педантичным хореографом. Чтобы отыскать этого хореографа, потребовалось более века исследований, в течение которых ученые не раз и не два брали ложный след.
…Через столетие (или два, если нам повезет) центр Лондона, Амстердам, Венеция, Новый Орлеан будут заброшены, а человеческая цивилизация (при условии, что она уцелеет после пандемий и войн) переместится в более высотные регионы. Значительная часть Бангладеша, Флориды, прибрежная равнина Юго-Восточной Азии, дельта Нила (список можно продолжать и продолжать, ведь люди издавна предпочитали селиться на удобных и плодородных прибрежных низменностях) уйдут под воду.
Когда микробов обнаружат на Марсе, будет интересно взглянуть, есть ли у них ДНК; если есть, то мы, безусловно, можем оказаться марсианами по происхождению.
…Есть и культурные факторы, способные непреднамеренно привести к довольно эффективному сохранению мягких тканей. Один из примеров — легендарный обычай нью-йоркских мафиози расправляться с амбициями бизнес-конкурентов, сбрасывая их бренные тела в Гудзонов залив в залитом цементом гробу. С помощью этого обычая из геологически прочного материала создается слепок очертаний тела (иногда вместе с плащом, фетровой шляпой и гетрами), а останки безотлагательно помещаются в среду, где ограничено разложение и может мгновенно начаться пиритизация и фосфатизация мягких тканей. Трудно судить, насколько широко распространена эта бизнес-практика (один из недостатков академической жизни), но если ее довольно часто повторять на морских побережьях мира, это может повлечь за собой довольно интересную тафономию. То есть преступление может в конце концов принести пользу. Во всяком случае, для будущей науки.
…Зольнхофенские известняки прославилиссь тем, что сохранили в литографском камне (известняке) юрского археоптерикса вместе с отпечатками перьев. Именно этой горной породой восхищался Анри Тулуз-Лотрек. Камень настолько гладкий, тонко- и равномернослоистый, что художник мог без труда рисовать на нем жирным литографским карандашом (или литографской тушью). Затем поверхность известняка увлажняли и наносили литографскую краску, которая приставала к поверхности в тех местах, где был нанесен рисунок, но отталкивалась от влажных участков. Получившийся рисунок можно было в точности перенести на бумагу и многократно повторять данный процесс, так как известняк (в отличие от медных гравировальных пластин) не изнашивался.
Большинство современных способов изображения людей, видимо, обладают довольно слабым потенциалом консервации. Все, что нарисовано на бумаге или холсте, в течение взятого нами промежутка времени почти наверняка углефицируется до неузнаваемости. Все электронные носители — жесткие или компактные диски, магнитная лента, бобины с кинопленкой, а также хрупкая воспроизводящая аппаратура — скорее всего, будут уничтожены коррозией или растворятся, так же как гравюры на металле, и окажутся недоступны для эффективного анализа и интерпретации. Похоже, остается лишь самое древнее средство воспроизведения из всех существующих — каменные статуи. По крайней мере, их изготавливают из доказавших свою геологическую долговечность материалов. Однако во имя правильной интерпретации человеческой морфологии давайте надеяться, что первые раскопанные статуи будут изваяны скульптором-натуралистом или соцреалистом, а не абстракционистом, концептуалистом или минималистом.
Среди свойств организма, которые пытаются интерпретировать палеоэкологи, на втором месте после пищевых привычек обычно стоит способ размножения. Будущие исследователи Земли скоро выявят специфический способ размножения животных на этой планете, где большинство видов (среди них все млекопитающие) делятся на мужских и женских особей, которых иногда легко различить по внешнему виду (например, львов), а иногда их различия скрыты (например, у ежей). Вероятно, будет принято допущение, что человеческому виду половые различия тоже присущи. Но у людей они незначительны (по крайней мере, на взгляд беспристрастного наблюдателя) и в основном проявляются в морфологии мягких частей. Скелетные различия (скажем, широкие бедра у женщин, необходимые для деторождения) могут быть определены только после того, как наши летописцы поднатореют в анатомии млекопитающих.
Атрибуты современной эпохи зачастую представляются менее долговечными, чем примитивные орудия наших предков, и многие из них (скажем, океанский лайнер) настолько велики, что раскопки проржавевших, сплющенных остатков подобной находки станут эпохальным начинанием. Однако разработанные человеком миниатюрные устройства ныне производятся в таком изобилии, что некоторые из них способны запросто преодолеть пропасть в миллионы лет. Ноутбуки, мобильные телефоны, MP3-плееры, электронные часы теперь покупают миллионами; люди разбрасываются ими, как какой-нибудь огромный сосновый лес — пыльцой... Где-нибудь среди городских развалин, где, скажем, известь быстро кристаллизуется и затвердевает, лужа густого масла превращается в липкую, тягучую смолу, а пирит начинает кристаллизоваться в иле застойной гавани, компоненты их крошечных филигранных механизмов запросто могут быть погребены и законсервированы, как мухи в янтаре.
В 1900 году ловцы губок наткнулись в Эгейском море, у островка Антикитера, на остатки кораблекрушения двухтысячелетней давности. Они нашли богатые украшения, статуи, монеты, стеклянную посуду. Среди великолепных сокровищ был некий объект из бронзы и дерева, около 10 см в поперечнике. Несколько лет он провалялся в музее незамеченным; затем, как следует просохнув, он растрескался, открыв взгляду остатки шестеренок. Это вызвало определенный интерес, но артефакт был фрагментирован и сильно разъеден морской водой. Только начиная с 1970-х годов рентгеновское исследование, а позднее компьютерная томография выявили структуру Антикитерского механизма. Оказалось, что греки создали астрономический компьютер, в котором было около 32 шестеренок. С его помощью рассчитывали фазы Луны и солнечный календарь, предсказывали солнечные и лунные затмения и многое другое. Это была невероятно сложная и искусно спроектированная машина. Однако разработанная технология затем была утрачена, поскольку (насколько известно) почти до самой эпохи Возрождения ничего сопоставимого с ним по сложности не появилось.
Книги, увы, не сравнятся с глиняными табличками с точки зрения сохранности. Трудно представить себе лагерштетт книг с сохранившимися страницами, которые после погребения каким-то образом остались подвижными и неуглефицированными. Даже если обнаружатся фрагментарные надписи, возможно, вырезанные на камне (пусть даже знаменитое «Здесь был Килрой») или на монетах, будет трудно отличить эти послания, скажем, от узоров — красивых, но ничего не значащих.
…Трудно представить, чтобы обычные методы геологии и тафономии сумели охватить все, что можно было бы назвать воплощением сущности человечества. Разве можно, не зная, до какой степени у людей был развит слух, догадаться о существовании такого явления, как музыка — гармоничных звуков, создаваемых для удовольствия и вызывающих эмоции более сложные, чем удовольствие? Еще меньше шансов получить представление о творениях Моцарта и Шуберта (или Эллингтона и Армстронга): да, они бессмертны, но бессмертны только до тех пор, пока их способны услышать человеческие уши. Музыке не суждено долгое окаменение; даже если где-нибудь среди городских руин и останутся окаменевшие фрагменты пластинки или компакт-диска, даже самый тщательный научный анализ навряд ли выявит записанные на них мелодии.
Вероятно, уцелевшие и переданные через миллионы лет фрагменты письменного языка, увы, тоже будут фрагментарными; и каковы тогда шансы наших исследователей рассмотреть хотя бы возможность существования Гёте или Шекспира? Или же, анализируя вырезанные в камне или выгравированные изображения человека, понять устремления, которые двигали Микеланджело или Роденом — и заставляли ребенка лепить фигурки из глины? Или, наблюдая за поведением земных животных в процессе ухаживания и спаривания, догадаться о различных проявлениях человеческой любви (и ненависти), от Данте до Байрона и Гершвина, или многообразных узах, которые связывают друзей, семьи, коллег?
…Мы, люди, породили вечную космическую головоломку, самую неразрешимую загадку на многие триллионы миль в любом направлении.
